Пятнадцать потрясающих художниц. Каждая из них — от живописца эпохи барокко до ваятеля нашего времени — выстроила яркую творческую судьбу, вела захватывающую жизнь, создавала глубокие и значительные произведения. Однако чаще всего художники-женщины, в отличие от художников-мужчин, не привлекали пристального внимания мировой культурной общественности. Эта содержательная и увлекательная книга восполняет некоторые самые вопиющие пробелы.

Бриджит Куинн воздает должное — причем делает это дразняще, страстно, а местами даже дерзко — таким разным мастерам, как Артемизия Джентилески и Эдмония Льюис, Ванесса Белл и Луиза Буржуа, Рут Асава и Кара Уокер. Каково значение искусства, созданного ими? В чем ценность жизни, прожитой ими? Почему так часто их просто не замечали? И почему сегодня они достойны нашего внимания?

Эти и многие другие вопросы автор поднимает в своей книге. Яркое и живое повествование дополнено репродукциями наиболее значимых работ пятнадцати художниц. Каждой посвящена отдельная глава, начало которой украшает портрет героини, созданный специально для книги независимым иллюстратором Лизой Конгдон.

Без особых усилий Бриджит Куинн перемешивает прошлое и настоящее, личное и общественное, частное и профессиональное — такой истории искусств вы раньше никогда не держали в руках.

От автора

В моей семье хранилась серия издательства Time Life с биографиями выдающихся художников. Десятки томов стояли на полке в кабинете отца, все в одинаковых серых переплетах, но посвященные разным художникам и скульпторам. В течение многих лет я любила эту серию — примерно до тех пор, пока в десятилетнем возрасте внезапно не осознала, что в ней нет ни одной книги о женщине. Тогда передо мной открылась еще одна ужасная правда взрослых: девочки не могут быть великими художниками. С тех пор эти книги только расстраивали меня.

Я подошла к своему шкафчику в библиотеке искусств и достала наш главный учебник, «Историю искусств» (History of Art) Хорста Янсона. Водрузила увесистый том на стол и принялась его листать. Наконец, лишь на пятисотой странице, в разделе итальянского барокко начала XVII века я увидела имя — Артемизия Джентилески — и слова: «До этого времени женщины-художницы нам не встречались». Я записала ее и затем медленно, страница за страницей, просмотрела книгу до конца. Когда я дошла до тыльной стороны переплета, передо мной уже лежал список: шестнадцать женских имен. Это все, что могла предложить мне «официальная», более чем восьмисотстраничная, история искусств.